Забота о себе
Попав в тюрьму, многие женщины паникуют, чувствуют себя беспомощными и постоянно просят передачи у родных и близких. Таким образом они становятся обузой для родственников. И это в корне неверный подход.
Несмотря на то, что колония существенно ограничивает свободу, она оставляет возможность удовлетворения базовых потребностей. В большинстве исправительных учреждений заключенные могут неплохо зарабатывать. Некоторым даже удается откладывать деньги и помогать родственникам.
Чаще всего при женских колониях функционируют цеха по пошиву одежды. В нормальных исправительных учреждениях заключенные могут заработать по 10-20 тысяч рублей в месяц. Деньги можно потратить в местном магазине, купив продукты питания, средства гигиены и т. д. На тюремной пище прожить будет сложно, поэтому экономить на продуктах не следует.
Женщине в колонии нельзя себя запускать. Тело нужно содержать в чистоте, иначе недолго будет подхватить какую-нибудь заразу. Не зря мыло в женских колониях ценится не меньше, чем сигареты или чай.
Не следует умалчивать о хронических заболеваниях. Напротив, нужно искать их подтверждение. Например, результаты обследований, справки. Это необходимо по нескольким причинам:
- можно перейти на облегченный режим содержания (более легкая работа и прочие поблажки);
- иногда серьезный недуг может стать основанием для замены реального срока на условный.
Особенности жизни в колонии для женщин
Тюрьма – далеко не самое приятное местно, и пребывание здесь не назовешь комфортным. Тем не менее, современные исправительные учреждения далеки от тех стереотипов, которые сложились в обществе. Люди, никогда не попадавшие в места лишения свободы, нередко думают о том, что здесь грязно, царит антисанитария, заключенных избивают сотрудники администрации, а сокамерницы издеваются над слабыми, отнимая у них еду.
В действительности же большинство сиделиц – это обычные женщины, которые попали в места не столь отдаленные по глупости или за наркотики. Есть здесь и те, кто в порыве гнева убил своего сожителя-тирана. Матерых же преступниц в женских колониях единицы.
В ИК содержатся заключенные с разными характерами, богатые и бедные. И новичкам здесь не следует бояться кого-либо, но и доверять кому-то не следует. Нужно всегда быть на чеку, ведь матерые зэчки нередко пытаются попользоваться новичками.
Слабость не в почете
В исправительных учреждениях под запретом жалобы на жизнь и слезы. Слабых здесь не любят. На свободе многие женщины имеют «жилетку», в которую можно поплакаться. При общении с мужчинами нередко срабатывает следующий стереотип: стоит заплакать, и можно быстро получить желаемое. На зоне же мужчин нет, а потому манипулировать будет некем.
Здесь все равны, и все находятся в не самых комфортных условиях. Поэтому нытиков в колониях не любят. У всех свои проблемы, а потому плакать по пустякам здесь считается неприличным. Вместо с тем, если случится беда, и арестантке потребуется помощь, ее поддержат. Если нужно, то и деньги найдут.
Например, известен случай, когда одной из заключенных понадобилось дорогое лечение. Необходимых медикаментов в санчасти не было, а сама женщина была бедной. Средства на лечение собирались всей колонией. Кроме того, при освобождении ей помогли с жильем. И это при том, что женщина никогда ничего не просила.
Есть вопрос к юристу? Спросите прямо сейчас, позвоните и получите бесплатную консультацию от ведущих юристов вашего города. Мы ответим на ваши вопросы быстро и постараемся помочь именно с вашим конкретным случаем.
Телефон в Москве и Московской области: +7
Телефон в Санкт-Петербурге и Ленинградская области: +7
Бесплатная горячая линия по всей России: 8 (800) 301-39-20
Но попадаются в колониях и те арестантки, которые закатывают истерики без повода. Их никто не воспринимает всерьез, и на поддержку со стороны других заключенных им рассчитывать не приходится.
«Забычила — и получился разбой»
Я вышла из Ульяновки в январе 2015 года с настроем, что сидеть больше не хочу. Вернулась в Рыбинск и устроилась на работу официанткой. Директор кафе лояльно отнесся к моей судимости. Все было хорошо. Познакомилась с молодым человеком. Забеременела, потом выяснилось, что он наркоман. Завязать у него не получилось, и мы расстались. Однажды с подружкой поехала в гости, опять пьянка. Видимо, тюремные устои дали о себе знать.
Забычила — и получился разбой. В том же 2015-м мне дали 2,5 года. Мой начальник просил за меня и соседи, поэтому получила по минимуму. Прокурор просил пять лет. Приехала в Можайскую колонию с огромным животом: 36 недель срока. Сама волокла два тяжеленных чемодана, никто из сотрудников не помог. С нами были еще две мамочки с младенцами: одному три месяца, другому девять. Сотрудницы у них молча забрали детей, они спрашивают — куда? Те ответили им по-хамски. Сразу поняла, что здесь все будет очень жестко.
Фото: Фонд «Протяни Руку»
После родов я стала работать нянечкой в доме ребенка при колонии. Декретный отпуск 71 день. У меня были 15 новорожденных, я буквально выползала с работы. Малыши постоянно плачут, потому что голодные, морально очень тяжело. Даже не было возможности увидеть своего ребенка. Впервые сына увидела через четыре месяца.
В Можайке с 2010 года зечки жили вместе с детьми, но потом из-за какой-то инфекции детки стали умирать, и корпус совместного пребывания закрыли. В 2012 году его открыли, но мамочки все равно не жили с детьми. И вот мы — десять мамок — стали ходить к администрации и выбивать совместное проживание. Писали жалобы президенту, уполномоченному по правам человека, по правам ребенка. У меня была подруга Юля, она юридически подкована была — адвокат, помогала нам.
Большинство наших жалоб не уходили из колонии, администрация все время придумывала разные отмазки — просто им не хотелось брать ответственность: это же постоянные проверки, излишнее внимание к колонии. Нас прятали от проверяющих, когда приезжали представители общественной наблюдательной комиссии (ОНК), чтобы мы не жаловались им. Мы, в свою очередь, шли на шантаж, что все расскажем про здешние порядки, если нам не разрешат жить с детьми. В итоге, когда моему Матвею исполнилось восемь месяцев, мы стали жить вместе.
Ничего слаще морковки мой сын не видел. Я была в постоянном поиске вкусняшек для него, витаминов. Конфеты, печенье, фрукты — все под запретом. Можно только то, что в официальном меню, а там только зеленое яблоко. Когда я в первый раз дала ему банан — Матвею было полтора года, — он не знал, что с ним делать. Раз в полгода подруга присылала посылку, а там дефицит: влажные салфетки, подгузники, игрушки.
Когда смотришь на своего ребенка и понимаешь, что ты не можешь ему ничего дать, — это убивает. То, что я родила его в колонии, очень на меня повлияло, я переосмыслила тогда всю свою жизнь. Хочется компенсировать ему все, чтобы Матвей не вспоминал, где он родился.
Фото: Владимир Веленгурин / ТАСС
Потом я опять пошла по кабинетам, требовала изменить методы лечения. Там ужасное медицинское обслуживание, детей закалывают антибиотиками. Когда один заболел, его не изолируют из группы, и он заражает остальных. Сразу всех начинают колоть серьезными препаратами, даже новорожденных. У меня сын теперь как наркоман, его никакие щадящие лекарства не берут, потому что в Можайке их подсадили на Цефтриаксон — антибиотик широкого спектра действия.
У меня на руках восьмимесячная девочка начинала орать, когда приходила медсестра с уколами. Она ее узнавала и понимала, что сейчас будет больно, вцеплялась своими ручками в меня. Этого не забыть никогда!
С этой системой ничего сделать нельзя. Сотрудники тебе говорят: а ты чем думала, когда беременная совершала преступления? И ты не можешь ничего им сказать, потому что это действительно так. Начинаешь объяснять, что это же дети, а тебе говорят: это дети зечек. Какое отношение к нам — спецконтингенту, такое же и к нашим детям. Осознание того, что ты бессильна, очень угнетает.