За что и почему сидят женщины
Криминальное поведение — это социальный конструкт, который складывается в определенной историко-культурной среде. Общество в большей степени нормализует мужскую преступность, чем женскую. Женщин-заключенных примерно раз в пять меньше, чем мужчин. Конечно, и то, и другое выглядит как нечто нарушающее социальный порядок. Я делаю руками кавычки, потому что для мужчины это все равно выглядит как продолжение маскулинного, отчасти жестокого и агрессивного начала. А женщине в патриархатных режимах приписываются слабость, мягкость, податливость. Понятно, что это все стереотипы, но они реально влияют на общество.
У женщин-заключенных не обязательно неблагополучные родители, но могут быть особые ситуации, связанные с алкоголем, наркотиками, разводом, новым сожительством матери или отца. Так или иначе прослеживается акцент на отношения с матерью — они могут быть очень сложными.
Cейчас в основном женщины сидят за наркотики. Нам рассказывали истории про так называемые контрольные закупки. Это распространенный способ выйти из сложной ситуации, используя силовые органы. Много преступлений связаны с домашним насилием. Очень часто это ответ на насилие со стороны мужчины: отца, отчима, сожителя, партнера, мужа. Нам часто рассказывали о событиях в школе, которые становились резким поворотом в жизни женщин. Как правило, это связано с насилием, иногда изнасилованием, какой-то несправедливостью. В итоге обстоятельства складывались таким образом, что человек не мог им противостоять и совершал преступление. Ситуаций с намеренной агрессией, желанием навести кому-нибудь увечья мы не встречали.
В последнее время участились случаи экономических преступлений. После протестных событий — выступлений, митингов, задержаний — палитра преступлений и наказаний расширилась, мы знаем о случаях задержания и сроках за участие в протестных акциях. Я ни в коем случае не берусь судить или интерпретировать вопросы, связанные с законностью или незаконностью подобных задержаний и сроков. Просто отмечаю, что это новый феномен для России. История с Pussy Riot дала толчок к особому вниманию к случаям протестного активизма, особенно — женского. Ну и конечно — к условиям содержания женщин в колониях и особым режимам и повседневной жизни женщины на грани физического выживания и психологического прессинга. Правда, на мой взгляд, кардинальных изменений в колониях после этого не произошло. Разве что год-полтора назад было масштабное судебное разбирательство с верхушкой ФСИН по поводу коррупции и злоупотреблений. Если в системе и происходят какие-то изменения, то они носят политический характер.
Фото: Илья Питалев / РИА «Новости»
«Пока не обосрешься и не обоссышься, будем продолжать»
Второй бывший заключенный, Малхо Бисултанов, попал в ИК-7 в феврале 2015 года. Его заставили раздеться и снять трусы.
Малхо Бисултанов:
— Я попросил разрешения обернуться полотенцем или нательным бельем, так как я человек верующий и полностью раздеться не могу. Дежурный Анатольевич спросил: «Ты отказываешься снять трусы?» Я ответил: «Да». Он удалился. На меня набросились три человека, завернули руки, надели на голову мешок и поволокли меня в кабинет напротив туалета, надели наручники на руки, связали ноги. На голову сверх мешка надели шапку-ушанку и обмотали скотчем и еще скотчем обмотали шею. Затем надели на безымянные пальцы обеих ног провода, облили тело водой и прицепили провод на гениталии и били меня током. Когда я терял сознание, они снова обливали водой и били по скулам.
Когда били током, у меня на груди сидел здоровый [крупный] человек. Он садился спиной к моему лицу и придерживал мои колени, когда от удара током я сгибался. Второй держал голову, а третий бил током. Не могу сказать, сколько это длилось по времени, так как я периодически терял сознание. Когда я орал и плакал, человек, который держал голову, своей рукой то закрывал мне рот, то открывал.
Когда я спрашивал: «За что вы меня мучаете, что вы хотите от меня?» Отвечали: «Пока не обосрешься и не обоссышься, будем продолжать».
Затем зажали мне нос, чтобы я мог дышать только через рот и через двойные наволочки поили меня водой. Когда я начинал рыгать, человек, который держал голову, поворачивал меня вправо и влево. Потом один провод с пальца ноги сняли и одели на головку члена, облили правую сторону живота, бросили туда провод, снова били током. Я потерял сознание. Когда я очнулся, поволокли в какой-то кабинет. В углу кабинета стояла клетка. Завели в клетку и пристегнули к клетке: одной рукой вверх, другой рукой на уровне середины клетки, так, чтобы я не смог садиться. Через каждый час приходили и меняли руки: верхнюю вниз пристегивали, а нижнюю наверх. Говорили мне, чтобы я работал руками, чтобы они не отекли. Но руками я двигать не мог, я их практически не чувствовал и тогда они били мне по рукам, материли, обзывали, ключом крутили между ягодицами, и это продолжалось до обеда следующего дня. Я был абсолютно голым, на голове у меня были надеты две наволочки с блевотиной, в которые я рыгал во время пыток.
Пытки продолжились и на следующий день — Бисултанова били током, подвешивали, душили, выдирали волосы на груди, били по ступням, надевали на голову мешок и вливали туда воду.
Тело осужденной. Медицина, акушерство, гигиена
В кодексах и в практике, регулирующих содержание в СИЗО и колониях, отсутствует понимание различий женского и мужского. С одной стороны, женщина, попавшая в заключение, в общественном мнении подвергается большей стигматизации — как преступившая не только закон, но нарушившая «естественный» порядок женского предназначения. С другой стороны, в рамках системы наказания ей отказано в реализации ее «женскости», когда ее тело, физиология, особые практики оказываются совершенно незначимыми, скорее наоборот, служат своего рода дополнительным механизмом унижения и наказания за «двойное» преступление. Содержание женщины ничем не отличается от содержания мужчины. По крайней мере нигде не прописаны правила, учитывающие особенности женской физиологии. Пол преступника не важен.
Медицина в колониях крайне низкого уровня. Самая большая проблема — это зубы. Нам женщины рассказывали, что они узнавали друг друга на улице, не имея совместного тюремного опыта, потому что таких плохих зубов у обычных людей просто не бывает. Если зубы болят, их очень редко начинают лечить. Обычно их рвут.
Гинекология воспринимается как дополнительное наказание женщин, как напоминание о том, насколько она недостойная женщина. Помощь очень плохая. Женщин доводят до крайнего состояния, когда уже нужна госпитализация. Врачи работают в лучших традициях советской гинекологии, когда определенные манипуляции с женским телом могут использоваться и восприниматься как особое наказание за «удовольствие». Это репрессивная медицина.
Наркозависимость лечат просто отказом. Для человека, который хочет от нее избавиться, там подходящие условия — полная изоляция. Это, конечно, жуткие ломки, но нам женщины говорили, что в избавлении от зависимости заключается единственный плюс заключения, как бы странно это ни звучало. Конечно, наркотики в колониях можно купить, но они доступны не для всех. Это вопрос денег, связей, отношений с администрацией и места в иерархии.
Никакой медицинской тайны там не соблюдается. Если у заключенной ВИЧ или туберкулез, об этом наверняка все знают. Например, ВИЧ-положительных должны перевозить отдельно. Небольшая ВИЧ-фобия там есть, потому что люди оторваны от актуальной медицинской информации. Определенные страхи существуют.
Нам рассказывали истории, когда женщины рожали в колонии. Для беременных предусмотрены специальные отсеки или бараки. После родов они недолго проводят время с детьми, а потом младенцы находятся отдельно. Я знаю, что это очень тяжелая и травматичная ситуация для женщин, потому что времени на то, чтобы побыть с ребенком выделяется не очень много. Дети могут быть желаемыми, но иногда наоборот — некоторые беременеют специально, чтобы получить послабления режима.
В магазине колонии продаются прокладки, и женщина сама должна их покупать. Это тоже ценный ресурс. Их меняют на что-то, иногда используют вместо них подручные средства. Самое сильное издевательство — когда из-за менструации пачкается постельное белье, а женщины обязаны его стирать сами. Часто это невыносимо сложно. Интересно, что в тюрьмах постельное белье обязательно должно быть белое, поэтому пятна сразу бросаются в глаза.
Помыться в колонии невероятно сложно. Есть душ, в который пускают раз в неделю. Есть еще помывочные, в которых можно заодно и постирать. Для этого установлены определенные графики. Самыми ущемленными оказываются «грибы», то есть бедные, у кого нет родственников, денег, и которые вынуждены помогать другим, более статусным женщинам — стирать, убирать, помогать им готовить. Конечно, «грибам» остается меньше всего времени на личную гигиену. Это оказывается фактически невозможным. Как правило, право на эксклюзивное пользование той же помывочной имеют бригадиры.
Фото: Евгений Епанчинцев / РИА «Новости»
Современность
Камеры в Матросской тишине рассчитаны на содержание 3-4 узников. В каждой камере имеется холодильник и телевизор. Однако, по последним данным, в тюрьме наблюдается явное перенаселение, и порой сидельцам даже приходится спать по очереди.
В СМИ регулярно появляются сообщения о периодическом нарушении прав заключенных в данной тюрьме. Последнее такое резонансное дело – убийство в 2015 году подследственного Алексея Шангина. 35-летнего мужчину жестоко запытали, истязание продолжалось более суток. Москвич скончался от болевого шока, на его теле нашли черепно-мозговую травму, комбинированные травмы, ожоги головы, ног и рук. По факту недопустимого обращения с заключенным был уволен начальник оперативного отдела Михаил Захаров. По версии следствия, убийство было совершено сокамерниками Алексея. Но, возможно, они просто выполняли приказ кого-то из тюремного начальства? Так или иначе, полной ясности в этом деле пока нет. А сведения о применении недопустимых мер воздействия в «Матроске» просачиваются в СМИ с завидной регулярностью.
Алексей Шангин
«Грибы», «шерсть», «горохи». Иерархия женской зоны
«Грибы» — это самая низшая ступень в иерархии. Это, как правило, те, кто давно сидят, не греются, бомжевали в прошлом, много пили — или сельские женщины с низким уровнем образования.
В женских колониях есть «блатные», которыми могут быть дневальные и бригадиры. Это люди, которые каким-то образом связаны с начальством или имеют в его глазах определенный вес. Поэтому у них есть привилегии.
Весь ужас даже не в том, что ты попадаешь в ситуацию полной изоляции, потому что женщин практически никто не навещает. Главное, что ты никогда не можешь побыть в одиночестве, тишине, сама с собой. У тебя нет ни времени, ни возможности. Ни внутреннего, ни внешнего пространства. Например, спальное место. От места в иерархии зависит, где человек спит. Женщины умудрялись делать что-то вроде комнаток — ставили четыре двухэтажных кровати и занавешивали их простынями, изолируя их от других. Хотя нельзя занавешивать кровати простынями, они это делают на какое-то время. Самые престижные места — у стенки и в углу. Хотя бы с одной стороны ты оказываешься изолирована от кого-то другого и можешь просто отвернуться к стенке и никого не видеть.
«Шерсть» — это те, кто «греются». Те, кому делают передачки богатые родственники или какие-то друзья, подруги, «спонсоры». Часто бывает, что богатые родственники покупают оборудование для колонии. У «шерсти» есть ресурс.
«Активисты» — это те, кто зарабатывают на УДО. К ним может быть двоякое отношение. Если мужские колонии делятся на красные (где руководит администрация) и черные (где власть принадлежит блатным авторитетам), то в женских колониях такого мы не встретили, как и ярко выраженной системы понятий. В мужской черной колонии активистов очень не любят, потому что идти на УДО — не по «понятиям». Нельзя выполнять общественную работу и вообще работать. Это унизительно для них. Настоящий вор этого делать не может. У женщин все-таки более нейтральная позиция по отношению к этому.
«Горохи» — это самые младшие, молодняк.
«Грибов» и «горохов» используют по мере возможности. В разных ситуациях по-разному. Они занимаются какой-то вспомогательной работой, обслуживают, например, убирают, моют, чистят туалеты и так далее. За это они получают защиту, вещи вроде сигарет, кофе и чая, а еще их могут просто не бить.
Очень сильно осуждается убийство ребенка. Среди наших информанток встретилась одна такая история. Эта женщина была крайне замкнута. Она просто выбрала для себя такую позицию: ни с кем не общалась, не вступала в коалиции, вела себя максимально отчужденно. Там была ситуация достаточно сложная. Мы никогда не вставали в позицию оправдания или осуждения, не выясняли, насколько приговор справедливый. Тем не менее с этой женщиной создавалось ощущение, что она выгородила своего сожителя. Это было непреднамеренное убийство.
Фото: Виталий Аньков / РИА «Новости»
Посылки с перевесом
Бюро передач, по словам бывшего надзирателя, постоянно сталкивается с попытками близких арестованного доставить в изолятор запрещенку. «Самое распространенное — когда пытаются передать наркотики. Растворяют в меде метадон, накачивают всякие наркотические вещества в печенье, хлебобулочные изделия, в апельсины заливают водку, пропитывают резинку от трусов в растворе героина. Все это тщательно проверяется. Практически все посылки просматриваются через рентгеновский аппарат. Часто поступает сигнал по оперативной информации, что кто-то попытается передать какую-то запрещенную вещь», — говорит отставной офицер.
«Был случай, когда мать передавала спортивный костюм сыну, который был пропитан героином, а это уже статья 228 — хранение и распространение наркотиков. Еще один способ — переброс через забор теннисного мячика, туда закладываются телефон, наркотики, все что угодно», — рассказывает он.
Контрабанду перебрасывают на режимную территорию, а затем кто-то из заключенных, имеющих право передвигаться по территории, подбирает груз. Все это продумано и организовано. «Бывает, обманывают конвой отвлекающим маневром, закидывают с одной стороны шарики, а посылка летит с другой стороны. Тот, кто сидит годами, знает все эти тонкости», — говорит собеседник.
Подследственный в СИЗО «Матросская тишина»
Фото: Андрей Стенин / РИА Новости
Любовь и секс в тюрьме
В женских колониях гомосексуальность в целом в меньшей степени стигматизирована, чем в мужской. В мужской к такому относятся как к серьезному преступлению, поскольку это нарушение главного принципа патриархата. Женщинам общественное мнение всегда позволяло гомосексуальность. Это стереотипно рассматривалось как что-то несерьезное и временное. Это представление нашло отражение в тюремной жизни. В мужской колонии гомосексуальность — это самая тяжелая стигма. Заключенные, вступающие в интимную связь, это люди даже не второго, а пятого сорта. Их игнорируют, с ними нельзя есть, пить, делить что-то. В женской колонии такого нет.
Еще одна отличительная черта женской колонии — это очень интенсивное общение, невероятное просто. Это почти единственная практика, доступная им, они больше ничего не делают. Мужчины еще не все работают, а женщины работают и разговаривают. К тому же все на виду. По формальным законам это запрещено, но о любовных историях знают практически все, включая администрацию. Часто сотрудники манипулируют этим.
Гомосексуальность бывает ситуативной, а может быть более серьезной, когда женщина еще до колонии идентицифирует себя как лесбиянка. Ситуативная появляется в силу одиночества и изолированности. Девочки, которые выглядят как мальчики, очень ценятся в колонии. Чтобы завоевать статус, избежать издевательств или иметь возможность греться, некоторые из них начинают вести себя нарочито маскулинно. Нам рассказывали о разбирательстве, когда такую женщину выводили на чистую воду, устанавливая ее биографию. С одной стороны, это немного смешно, но с другой — это значимый момент идентичности. Искренность — одно из самых ценных качеств там. Если человек врет о прошлом, ему и в мужском, и в женском пространстве будет тяжко.
Часто женщины создают псевдосемейные пары, в основном, по двое. При этом они необязательно будут состоять в романтических отношениях. Тут вопрос не в этом. Это ситуация вынужденного сожительства людей с разными характерами и биографиями. В любом случае, даже если нет секса и романтических чувств, людям нужна эмоциональная связь, иначе пары не получится. Колония — это очень агрессивная среда, поэтому иметь какую-то поддержку просто необходимо. Кроме того, «семейницы» делятся друг с другом передачами. Если одна из них раньше освободится, она будет делать передачки для подруги. Это форма защиты и устройства быта, ну и, может быть, определенная склонность женщины к совместному проживанию. Человеку нужно с кем-то поспорить, на кого-то поворчать, рассказать кому-то, как дела на работе, попросить оставить сигарету, выпить вместе кофе. Это внесение смысла в существование: когда ты живешь не только для себя, но и кому-то помогаешь.
Иногда женщины используют сексуальное насилие для демонстрации власти и унижения, но это не так распространено, как в мужской колонии. Чаще, для того, чтобы поставить человека на место, практикуется не сексуальное насилие, а физическое. Там тоже очень много разборок, драк, даже внутри семей и пар.
Романы заключенных с сотрудниками колонии воспринимаются как геройство, но здесь нужно понимать, что мы находимся в пространстве их нарративов и понимания того, что с ними произошло. Например, истории с мужчинами, работающими в колонии, могут оцениваться по-разному.
Отношение к такому роману как к геройству, даже если женщина испытывала унижение, может быть желанием нормализовать свою историю. Такая близость не может считаться полностью добровольной, потому что сотрудник колонии очевидно обладает большей властью, чем женщина-заключенная. Но истории с женщинами-охранницами — это больше про победу, восстановление справедливости. Особенно когда охранница начинает о заключенной заботиться, либо помогать. Но и тут есть свои нюансы, потому что это может быть история о предательстве и эксплуатации. Близость — это ресурс, увы.
В тюрьме, колонии, в несвободе все существующие в свободном обществе системы отношений и механизмы власти доводятся как бы до крайности, выглядят ярче и выпуклее. Наши повседневные желания понимания, разделенности, смысла, близости, справедливости работают и в рамках закрытого института. И там, и там мы можем наблюдать искренность, меркантильность, борьбу за власть и ресурсы и так далее.
Фото: Евгений Епанчинцев / РИА «Новости»
История
Вопреки распространенному мнению, тюрьма Матросская тишина называется так вовсе не потому, что предназначалась исключительно для матросов. На самом деле еще при Петре Первом в этом районе расположилась слободка для пожилых моряков, ушедших на покой. Впоследствии, в 1771 году, там же была основана и богадельня. Специальный указ запрещал проезд по данной улице всем видам транспорта. Благодаря преобладающему контингенту и царящей там тишине она и получила такое название.
Первое заведение тюремного типа возникло на улице Матросская Тишина в 1775 году при Екатерине II. Согласно указу императрицы, туда помещали самых дерзких и отъявленных преступников. Позднее, в 1850 году, при тюрьме была основана церковь иконы «Всех скорбящих радость».
В 1870 году острог стал носить название Московской исправительной тюрьмы. Здание рассчитано было на содержание 150 женщин и 300 мужчин. Постепенно территория разрасталась, количество сидельцев также росло, и появилась необходимость в новом строении, которое и было возведено в 1912 году по проекту архитектора Б.А. Альберти.
В революционные годы тюрьма поначалу пришла в запустение, но уже в 1918 году его решили реорганизовать. На базе уже существующего заведения было основано исправительное учреждение, где «преступные элементы» (в основном молодые, в возрасте от 17 до 21 года) перековывались и перевоспитывались, учились честно трудиться на благо советской родины. Но, не прожив и года, так называемый «Реформаторий» ушел в небытие. На его основе была создана Кожевническая детская исправительная колония.
Матросская тишина при СССР
В 1945 году исправительное учреждение для детей стало вполне себе «взрослым». В 1947-м достроены были новые корпуса, и Матросская Тишина могла вместить уже более 2000 заключенных. Тогда же на территории возведены были бараки для самих сотрудников тюрьмы, котельная, административный корпус.
В 1949 году появился еще один корпус – специально для содержания нацистских преступников, а также и научных деятелей, пострадавших от второго витка сталинских репрессий. Ученые трудились здесь в так называемых «шарашках». Впоследствии (в 1953 году) третий корпус переоборудован был под содержание малолетних преступников – здесь они занимались общественно полезными работами (изготавливали елочные игрушки, конверты и др.). За работу им выдавались денежные средства, на которые можно было приобретать товары в тюремной лавочке. Детская тюрьма закрылась только в 1997-м. С 1999 года третий корпус стал использоваться как отделение внутритюремной больницы.
В 1985 году тюрьма была переоборудована в следственный изолятор.